Общий смысл искусства Соловьева

Содержание
Введение…………………………………………………………………………..3
Общий смысл искусства Соловьева……………………………………………..4
Заключение……………………………………………………………………….13
Список литературы………………………………………………………………14

Введение
Соловьев Владимир Сергеевич (1853–1900) – религиозный философ. Его концепция искусства была своеобразной. Он понимал искусства в духе мистической «свободной теургии», преображающей мир на путях к его духовному совершенству, художественного выражения «вечных идей». Предмет искусства, как неоднократно подчеркивал Соловьев, – красота, но это еще не полная, не всецелая, не абсолютная красота. Образы искусства ориентированы на идеальные формы, но имеют случайное, преходящее содержание. Истинная же абсолютная красота обладает непреходящим содержанием. Такой красоты нет в нашем земном мире, искусство улавливает лишь отблески этой «вечной красоты», ибо она принадлежит миру «сверхприродному и сверхчеловеческому». «Творческое отношение человеческого чувства к этому трансцендентному миру называется мистикою».
Как известно, статья «Общий смысл искусства» относится к тем сочинениям B.C. Соловьева, в которых наиболее ясно обозначена его эстетическая концепция. Свое представление о смысле искусства философ формулирует с присущей ему поэтичностью и в то же время афористичностью, чеканной ясностью: «Совершенное искусство в своей окончательной задаче должно воплотить абсолютный идеал не в одном воображении, а и в самом деле, - должно одухотворить, пресуществить нашу действительную жизнь». Для того чтобы подчеркнуть, что такое понимание предназначения искусства для мыслителя не случайно, что оно выступает как взвешенная и неизменная в течение многих лет позиция, приведем еще одно высказывание - уже из «Критики отвлеченных начал». В конце этой работы Соловьев пишет: «Если в нравственной области (для воли) всеединство есть абсолютное благо, если в области познавательной (для ума) оно есть абсолютная истина, то осуществление всеединства во внешней действительности, его реализация или воплощение в области чувствуемого, материального бытия есть абсолютная красота.
Так как эта реализация всеединства еще не дана в нашей действительности, в мире человеческом и природном, а только совершается здесь, и притом совершается посредством нас самих, то она является задачею для человечества, и исполнение ее есть искусство».
Итак, перед нами две мысли, два важных утверждения: во-первых, искусство призвано преобразить саму реальную жизнь, действительность и ,во-вторых, это преображение силами искусства - задача будущего. Поразителен радикализм русского мыслителя. Он представляется сугубо национальным явлением. Ничего подобного мы не найдем в оценках роли искусства в классической западной эстетике. Сравним приведенные высказывания с высказыванием Гегеля по тому же вопросу. В первом томе своей «Эстетики» Гегель также превозносит значение искусства. Сравнивая его с реальностью, с жизнью, он утверждает: «Если видимость, посредством которой искусство осуществляет свои создания, мы определим как обман, то этот упрек имеет смысл лишь при сравнении произведений искусства с внешним миром явлений и их непосредственной материальностью, а также при сравнении с нашим собственным ощущаемым миром, то есть с внутренним чувственным миром. В нашей эмпирической жизни мы привыкли давать этим обоим мирам название действительности, реальности и истины в противоположность искусству, которому якобы не хватает такой реальности и истинности. Но как раз вся эта сфера внутреннего и внешнего эмпирического мира не является миром истинной действительности, а в более строгом смысле, чем искусство, может быть названа голой видимостью и жестоким обманом. Лишь по ту сторону непосредственности ощущения и внешних предметов мы найдем подлинную действительность. Ибо истинно действительным является лишь сущее в себе и для себя, субстанциальное начало природы и духа. Принимая форму наличного бытия, оно остается, однако, в этом бытии сущим в себе и для себя и лишь таким образом поистине действительно.
Господство этих всеобщих сил как раз и обнаруживается и раскрывается искусством. Правда, сущность проявляется также и в обычном внутреннем и внешнем мире. Однако здесь она обнаруживается в виде хаоса беспорядочных случайностей, будучи искажена непосредственностью чувственной стихии и произвольными чертами состояний, событий, характеров и т.д. Искусство освобождает истинное содержание явлений от видимости и обмана, присущих этому дурному, преходящему миру, и сообщает ему высшую, порожденную духом действительность. Таким образом, искусство не только не представляет собой голой видимости, но мы должны признать за его произведениями более высокую реальность и более истинное существование, чем за обычной действительностью»3. Как видим, Гегель хотя и признает исключительную важность искусства в духовной жизни и даже предполагает за ним более высокий онтологический статус, чем за реальностью нашей жизни, но на этом его «радикализм» заканчивается. В целом немецкий мыслитель не идет далее характерного для всего объективного идеализма понимания искусства как средства напоминания нам о некоем трансцендентном подлинном бытии.
Мысль о творении реальности через искусство, вероятнее всего возникла у Соловьева под влиянием Н.Ф. Федорова. В историко-философской литературе не раз отмечалось, что «философия общего дела» оказала на автора концепции всеединства мощное воздействие. Однако, будучи самобытным мыслителем, Соловьев в своем творчестве отразил это влияние лишь косвенно. Так Федоров рассматривал искусство как занятие, отвлекающее человечество от общего дела воскрешения отцов и освоения Вселенной. Он считал искусство лишь прекрасным пустоцветом человеческой истории. Однако сам активизм и радикализм философии «Московского Сократа» в мыслях Соловьева об искусстве явственно прослеживается. Задача преображения мира по законам красоты понимается как практическая задача для человеческого рода - задача на будущее. Подобно тому, как у Федорова человек должен взять в свои руки дело воскрешения мертвых, дело, которое до сей поры рассматривали как прерогативу Бога, у Соловьева в качестве столь же грандиозной миссии человечества рассматривается преображение реальности, построение, созидание самими людьми если не Нового Неба, то Новой Земли. И средством, инструментом такого грандиозного созидания должно стать искусство.
Разумеется, можно заявлять, что идея Соловьева столь же далека от воплощения сегодня (как и в конце XIX века, когда была впервые высказана), сколь и идея Федорова о достижении бессмертия силами самих людей. Но можно взглянуть на дерзновенные мечтания русских мыслителей и с другой стороны. Зная, как часто мысли Соловьева неожиданно оказывались пророческими, не следует ли внимательнее отнестись и к его идее исторической миссии искусства? В той же статье, абзацем ниже, Соловьев высказывает по поводу дальнейшей судьбы искусства пророческую мысль, полностью подтвердившуюся временем. Отмечая, что отдельные виды искусства «достигают возможного в своем роде совершенства и более не преуспевают, зато возникают новые», философ далее говорит об исчерпанности современных ему форм скульптуры, эпоса, трагедии. По поводу будущего искусства он заявляет: «Я позволю себе идти далее и не нахожу особенно смелым утверждение, что как указанные формы художества завершены еще древними, так новоевропейские народы уже исчерпали все прочие известные нам роды искусства, и если это последнее имеет будущность, то в совершенно новой сфере действия»5. И действительно, спустя два-три десятилетия после написания этой работы в эстетической сфере началась эпоха модерна, эпоха беспрецедентной революции в искусстве. Появляются новые его виды, обусловленные научно-техническим прогрессом - фотография, кино, дизайн, а позднее телевидение, компьютерные виды творчества. Традиционные виды искусства, такие как театр, живопись, музыка, претерпевают качественные изменения, революционные преобразования формы и содержания. Едва ли даже сам мыслитель представлял себе те невиданные масштабы перемен, которые ожидали всю сферу художественного - формы материального воплощения идей, само понимание задач художника, социальных функций искусства, принципы эстетического восприятия...
Если, вопреки собственным эстетическим вкусам и предпочтениям, которые в целом были достаточно традиционны и консервативны,6 Соловьев мог так прозорливо судить о перспективах искусства, то не следует ли нам со всей серьезностью относиться и к мыслям русского философа о его предназначении? Обращают на себя внимание также последние строки статьи. «Разумеется, - говорит Соловьев, - это будущее развитие эстетического творчества зависит от общего хода истории, ибо художество вообще есть область воплощения идей, а не их первоначального зарождения и роста»7. В этой сентенции мы получаем ответ на все вопросы по поводу искусства модерна и постмодерна, столь часто звучащие и сегодня. Почему искусство XX века «забыло» об идеале прекрасного, почему оно «антигуманно», «бездушно», «беспредметно», «имморально»? Да потому, что не может быть иным искусство в социальной реальности двух мировых войн, засилья техники, бесчисленных и бессмысленных человеческих жертв, идеологии потребительства. Искусство, даже весьма далекое от реализма, не может не отражать действительность, не выражать прямо или косвенно духа своей эпохи.
Что касается главной мысли Соловьева о преобразующей функции искусства, то и ее реализацию мы, присмотревшись внимательно, можем проследить в XX столетии. В особенности - в контексте идейных исканий модерна. В частности, как известно, в архитектуре начала XX века настойчиво предпринимались попытки создать не просто сооружение или ансамбль, отвечающие новым эстетическим принципам и имеющие утилитарное назначение. В творческих проектах таких выдающихся мастеров, как А. Гауди (Испания), Ле Корбюзье (Франция), О. Нимейер (Бразилия), присутствует и декларируется авторами претензия на создание новой реальности как таковой8. Эта реальность предназначалась не только для воспитания эстетических вкусов или для выполнения некой утилитарной задачи. Архитектура и парковое искусство, как известно, это те виды искусства, которые наиболее полно могут воплотить для культурной системы некий идеал действительности, окружающей человека. И этот воплощенный идеал - так понимали свою задачу перечисленные архитекторы - должен сделать иным само духовное содержание жизни, которая станет развиваться в новых архитектурных «декорациях». Увы, такие тенденции наблюдались недолго.
История XX столетия, насыщенная глобальными катаклизмами и трагическими конфликтами, все дальше уводила от идиллического и романтического пафоса, присущего науке и искусству начала столетия. Надежды на преобразующую миссию искусства по отношению к реальности отодвинулись на задний план. Реальность общества потребления второй половины XX века порождала столь приземленные идеалы, что и называть их идеалами вряд ли правомерно. Материальное благополучие и «красивая жизнь» как его внешнее выражение в качестве основной ценности общественного сознания не могли не повлиять и на искусство. Последнее все более становилось развлекательным, занимательным, зрелищным. Как известно, одним из критериев, отличающих художественное произведение от его подделки, является определенный уровень сложности, требующий духовных усилий для постижения авторского замысла, глубинного смысла и содержания. С этой точки зрения массовое искусство чаще всего вообще искусством не является.
Примитивность формы и содержания исключает возможность каких-либо усилий при его восприятии ( за исключением усилий человека с развитым эстетическим чувством, прилагаемых к тому, чтобы сдержать негодование и отвращение). Но печальный парадокс этой ситуации состоит в том, что и такое искусство, представляющее противоположность тому искусству, о котором писал Соловьев, создает реальность, а не просто ее отражает. Оно диктует стереотипы поведения, чувства, переживания, стиль жизни. Примитивность китча, постоянно воспринимаемая и превращенная в норму, возвращается бумерангом в повседневность жизни, особенно в молодежную субкультуру, столь насыщенную поп-артом. Хотя «художество вообще есть область воплощения идей, а не их первоначального зарождения и роста», идеи общества потребления, его идеология вполне эффективно воспроизводятся его средствами. Таким образом, на сегодня пророчество Соловьева сбывается в своем «перевернутом» виде: искусство не преобразует жизнь, наполняя ее духовным содержанием, а «узаконивает» тот предельно низкий уровень духовности, который должен был бы отвращать и вызывать отторжение в реальной жизни. Будучи отражен в самых массовых жанрах искусства, особенно в текстах популярных песен, этот уровень задает тон в эстетических вкусах огромных масс молодых людей. Для того чтобы успешно противостоять этому натиску, индивиду необходимо иметь «прививку» хорошего вкуса. Ее же можно получить только от правильного эстетического воздействия - от семьи, педагога, знакомства с классическим наследием прошлого. Но такое счастливое воздействие испытывают лишь единицы...
Иногда кажется, что в современном мире с его прагматизмом и рационализмом искусство значит не так уж много. Оно может занимать какое-то место лишь в духовном мире совсем юных, да и то меньшинства из них. Тогда не столь уж и важно, каким именно будет искусство ближайшего будущего. Утрачивая свою идеологическую функцию в обществе, оно постепенно превращается в форму организации досуга, в личное дело каждого отдельного индивида. В действительности, разумеется, все обстоит гораздо сложнее. Эстетический компонент - неустранимая составляющая духовного мира человека.
Наше духовное пространство трехмерно. Оно состоит из познавательных интересов, которые выражает идеал Истины, моральных чувств и представлений, отраженных в идеале Добра, и эстетических представлений, предпочтений, вкусов, фиксируемых в идеале Красоты. Каждый названный компонент духовности может быть выражен у того или иного субъекта слабее или сильнее, но каждый с необходимостью присутствует в нашем внутреннем мире. Человек - это существо, обладающее сознанием, разумом. В силу этого он не может не познавать мир. Человек также, как известно, социальное существо. Моральность и есть выражение его социальности. Даже отвергая моральные нормы, личность тем самым учитывает их, исходит из их существования. Но человек также и индивидуален, уникален. У него есть вкусы и предпочтения, которые обеспечивают избирательность в любом проявлении субъективности. Эта избирательность и уникальность выражаются в эстетическом отношении. В данном контексте термин «эстетическое» следует понимать не просто как синоним понятию «художественное». Как известно, слово «эстетика» имеет в философской традиции два значения. Первое, более широкое, предполагает, что предметом эстетики являются закономерности прекрасного как в жизни, так и в искусстве. Такое понимание идет от немецкого просветителя Александра Баумгартена, который в XVIII веке ввел в философский обиход термин «эстетика», дав это название своему пространному труду. Сам Баумгартен понимал под термином «эстетическое» низший, чувственный уровень познания (в отличие от рационального, теоретического - высшего уровня). «Эстетика, -писал он в начале своей книги, - (теория свободных искусств, низшая гносеология, искусство прекрасно мыслить, искусство аналога разума) есть наука о чувственном познании»9. Более узкое понимание сферы эстетики связано с именем Георга Гегеля. Ему тоже принадлежит труд с таким названием, но в своей «Эстетике» Гегель рассматривает лишь прекрасное в искусстве. В современной эстетике скорее преобладает первый, более широкий подход. Действительно, трудно разделять прекрасное в искусстве и в жизни, особенно в эпоху дизайна, когда элементы художественного творчества все чаще проникают в сферы повседневной жизни. Кроме того, для каждого ясно, что красота существует и вне искусства - в природных явлениях, в предметах материальной культуры, в поведении людей... не только искусство, но также игра, развлечения, спорт - любая деятельность, представляющая для субъекта самостоятельный, лишенный утилитарного смысла интерес, может квалифицироваться как эстетическая.
Сфера эстетического - это сфера эмоций. Эмоции, как известно из психологии и других конкретных наук о человеке, так или иначе отражают наши потребности. Хотя эстетические эмоции не имеют прямого отношения к утилитарным, витальным потребностям индивида, сфера эстетического отнюдь не является нейтральной с прагматической точки зрения. Эстетические переживания могут быть полезны для развития индивидуальности, а могут, напротив, быть вредными, пагубными для нее. Если эстетические потребности человека изо дня в день удовлетворяются с помощью примитивных, нарочито упрощенных средств и форм, он останавливается в своем интеллектуальном и эмоциональном развитии. Взрослый человек может - и так случается нередко - демонстрировать эстетические вкусы 5-8 летнего ребенка, то есть быть своего рода «эстетическим олигофреном». Разумеется, это не помешает ему выполнять свои профессиональные обязанности (если профессия не связана напрямую с эстетической деятельностью), не помешает совершать и добрые, нравственные поступки. Однако «эстетически недоразвитая» личность с необходимостью останется ущербной, и это так или иначе проявится во всех видах ее социальной коммуникации, в любой социальной роли.
Современное массовое искусство, диктующее эстетические нормы массовому сознанию, отличается упрощенностью не только в силу его коммерческого характера. Часто можно слышать, что в эпоху перегрузок и стрессов человек информационного общества должен получать от искусства, прежде всего, отдых, развлечение. Доля истины в таких рассуждениях, несомненно, есть. Каждая эпоха выдвигает на первый план какую-то одну из многочисленных социальных функций искусства. Эпохи исторических катаклизмов заставляют сосредоточиться на идеологической функции, дают художнику «социальный заказ» на призыв к патриотизму, самоотверженности и т.п. Эпохи просвещения - это эпохи воспитывающего искусства, искусства обучающего. В эпохи социального застоя, политической реакции в искусстве часто прослеживается тенденция к уходу от действительности в мир вымысла, фантазии, мистики... Вполне логично предположить, что эпоха усложненной социальной реальности диктует, в качестве компенсации, необходимость упрощенного, развлекательного искусства. Однако, если смириться с таким пониманием места искусства в современном мире, не останется перспективы на будущее, придется распрощаться со светлой надеждой Вл. Соловьева на преобразующие возможности художественного начала. Для того чтобы в обществе существовало не только упрощенное развлекательное искусство, но и подлинное Искусство, находящееся на уровне классических образцов по степени художественности, оптимальному сочетанию формы и содержания, сложности и простоты, необходимы меры, применяемые уже вне собственно художественной сферы, необходимы социальные усилия и действия. Еще Платон в своем «Государстве» говорил о важности искусства для духовного состояния общества. Лидеры тоталитарных государств в XX веке в полной мере осознавали и использовали этот идейный потенциал искусства, делая его инструментом официальной идеологии. Однако в современном обществе, как представляется, нет предпосылок для столь всеохватного внедрения некой государственной, инспирированной верхами доктрины. Именно индивидуализм, распространившийся в общественном сознании со второй половины прошлого столетия, делает невозможным такое внедрение. И это в целом можно считать для общества благом, так как главная социальная миссия искусства иная. Она неизмеримо выше, чем задача служения государственным интересам, пусть даже самым уважаемым и серьезным. Миссия искусства - в развитии каждой конкретной индивидуальности, причем развитии целостном, включающем и синтезирующем все компоненты духовности. Однако для того чтобы эта миссия выполнялась, необходимо раннее и разностороннее эстетическое воспитание граждан, привлечение внимания к высшим образцам искусства. Только в сравнении человек может отличить хорошее от дурного, и в сфере эстетической, именно в силу ее относительной независимости от утилитарного начала, это особенно важно и трудно.
Говорят, что об эстетических вкусах не спорят. Это верно лишь в том отношении, что бесполезно взывать к разуму, логике в сфере индивидуальных предпочтений. Человеку нравится что-то либо не нравится - и с этим ничего не поделаешь. Но всем известно, что споры об эстетических предпочтениях велись и ведутся всегда. Причем споры ожесточенные, с накалом страстей, взаимными обидами и порой разрывами отношений. Это связано с тем, что эстетический вкус есть комплексный показатель культурного уровня, эмоциональной чуткости, интеллектуального развития, особенностей темперамента и характера личности. Даже те, кто не осознает этого, интуитивно чувствуют, что сокровенные тайны субъективности ярче всего проявляются в ее эстетических вкусах. «Скажи мне, что ты читаешь (слушаешь, смотришь), и я скажу тебе, кто ты» - так может выглядеть формула эстетического развития личности. Размышляя о различиях в эстетических оценках, о причинах этих различий, Д. Дидро еще в ХУШ веке писал: «Мы допускаем в прекрасных вещах лишь столько отношений, сколько их может легко и отчетливо уловить тонкий ум. Но что такое тонкий ум? И где находится грань, которая отделяет недостаток отношений в вещах от их избытка? Таков первый источник разнообразия наших суждений. Здесь начинаются споры. Все согласны в том, что существует прекрасное и что оно является результатом замеченных нами отношений. Но в зависимости от большей или меньшей глубины познания, от опыта, умения судить, размышлять, видеть, от природной широты ума люди находят, что какой-нибудь предмет беден или богат, неясен или ярок, пустоват или полон содержания». Из этого высказывания видно, что эстетический вкус определяется и природными особенностями, но в большей степени все же - воспитанием, включенностью в определенную культурную систему. Эстетические вкусы не переделываются в процессе дискуссии, прямых убеждений, но они могут меняться с изменением самой личности - ее культурного, образовательного уровня, жизненного опыта, опыта общения.
Заключение
Мысль Владимира Соловьева о духовно преобразующих возможностях искусства представляется не утопией, а реальной желанной перспективой, хотя, судя по всему, еще весьма отдаленной. «Осторожный оптимизм» в этом вопросе внушает то, что с освобождением от утилитарных целей (а постиндустриальное общество, несмотря на все издержки, дает возможность такого постепенного освобождения) человек получает больше возможностей для самореализации. Эстетическая деятельность (не обязательно художественная в современном понимании этого слова) - это атрибут свободной от внешней необходимости личности. Трудно прогнозировать, каким может стать искусство будущего с точки зрения соотношения в нем любительского и профессионального, игрового и собственно художественного начал. Что касается духовного содержания искусства, то оно может быть возвышенным, адекватным пониманию Соловьева лишь в том случае, если на смену потребительским и гедонистическим ценностным ориентациям придут ориентации на ответственность, справедливость, милосердие. Это, в свою очередь, возможно лишь при систематических и объединенных усилиях общества, в том числе предпринимаемых на уровне государственной политики и идеологии.
Список литературы
1. Соловьев B.C. Общий смысл искусства // Соловьев B.C. Соч. В 2 т. М., 1998. Т. 2. С. 404.
2. Соловьев B.C. Критика отвлеченных начал // Соловьев B.C. Соч. В 2 т. М., 1998. Т.1. С. 745.
3. Гегель Г.В. Ф. Эстетика. М., 1968. Т.1. С. 14 - 15.
4. Соловьев B.C. Общий смысл искусства. С. 404.
5. Соловьев B.C. Общий смысл искусства. С.404.
6. Всеобщая история искусств. Искусство XX века. Книга первая. Т. 6. М.: Искусство, 1965.
7. Памятники мировой эстетической мысли. Эстетические учения XVII - XVIII веков / Под ред. М.Ф. Овсянникова и др. Т.П. М.: Искусство, 1964. С. 452.