Возникновение и развитие патологоанатомической анатомии в ветеринарии

Введение

Патологическая анатомия является наукой о морфологических изменениях в органах и тканях животных при разных болезнях. Она является частью обширной науки-патологии, которая объединяет весь комплекс вопросов о больном организме. Патологическая анатомия обладает самыми современными методами исследования, что дает возможность изучать патологические изменения на всех уровнях развития организма, в том числе и в их функционально морфологическом единстве. Важная интегрирующая роль принадлежит патологической анатомии животных в комплексе ветеринарных наук, в научной и практической деятельности ветеринарного ветеринара. Предметом исследования науки являются общепатологические процессы и болезни самой различной этиологии. Она связана с дисциплинами, изучающими незаразные и кровепаразитарные, бактериальные и вирусные инфекции, лейкозы, микотоксикозы и гельминтозы, отравления и радиационную патологию. Как теоретическая дисциплина, патологическая анатомия формирует фундамент материалистического представления о сущности болезней. Она вооружает практического ветеринара глубокими знаниями о характере патологических изменений в органах и тканях, о динамике на разных стадиях развития патологического процесса, их особенностях при болезнях различной этиологии, дает ключ к правильной диагностике болезней. Патологическая анатомия является важнейшей теоретической и практической базой ветеринарно-санитарной экспертизы при убое животных и лежит в основе получения высококачественных продуктов питания, предупреждает заболевание людей антропозоонозами. Изучая динамику морфологических изменений при разных болезнях, сопоставляя эти изменения с проявлениями болезни, патологическая анатомия дает возможность раскрыть механизм развития болезни.Возникновение патологической анатомии в ветеринарииНачало становления патологической анатомии в ветеринарии справедливо относят к 16 веку, когда начали исследовать, а точнее — активно выявлять и описывать «органические повреждения животного тела скота», а в медицинской литературе появились первые «замечания об анатомии больных органов животных».Количество и качество таких «замечаний» возрастали по мере увеличения числа вскрытий, проводившихся с демонстрационными и исследовательскими целями, по мере становления и развития новой анатомии в ветеринарии. В сочинениях Б. де Карпи и А. Беневьени, А. Везалия и Г. Фаллония, Р. Коломбо, Б. Евстахия и других анатомов 16 — первой половины 17 веков можно встретить описания обнаруженных ими при вскрытиях патоморфологических находок. Это, по-видимому, и дало основание отечественным исследователям, занимавшимся изучением истории патологической анатомии в ветеринарии, связывать ее зарождение не столько с появлением новой анатомии и бурным развитием методологии и методов морфологических исследований, сколько с деятельностью анатомов 16—17 веков по выявлению и описанию отдельных «органических повреждений животного тела». С такой позицией нельзя согласиться, поскольку именно методология и метод морфологических исследований, разработанные основоположниками новой анатомии в ветеринарии, послужили фундаментом, на котором постепенно строилось здание анатомии патологической.Во-первых, основоположниками новой анатомии в ветеринарии были установлены границы нормального строения частей тела скота, без точного знания которых выявление и изучение морфологических изменений были бы невозможны в принципе. Во-вторых, именно с деятельностью анатомов 16—17 веков, занимавшихся изучением не только строения, но и «предназначения» органов и частей скота, связано обоснование положения о неразрывной связи структуры и функции — положения, во многом предопределившего постепенное обращение ветеринаров к  исследованию анатомических корреляций, спровоцировавшего их на поиск и установление связи между наблюдаемыми отклонениями в «отправлении» органов и обнаруживаемыми на вскрытиях морфологическими изменениями. Наконец, в-третьих, именно в недрах новой анатомии были разработаны основные правила проведения аутопсий и заложены основы секционного метода исследования.Что же касается патоморфологических находок анатомов 16—17 веков, то они, по меткому выражению И. П. Франка, много сделавшего для пропаганды и развития патологической анатомии в ветеринарии, представляли собой почти исключительно «собрания курьезов», которые в самом лучшем случае могли служить «лишь простым дивертисментом для праздной публики».С оценкой И. П. Франка трудно спорить. Возникновение и начальные этапы развития новой анатомии в ветеринарии не были непосредственно связаны с запросами и потребностями практической ветеринарии. Она возникала как результат стремления человека познать строение туловища скота и взаимодействие его частей, внутреннюю организацию существа.Конечно, основоположники новой анатомии в ветеринарии и их последователи, как правило, совмещавшие анатомические занятия с практической ветеринарной деятельностью, сознавали важность знания «строения и предназначения частей тела КРС» для ветеринарии. Но в условиях господства в патологии умозрительных теорий эти знания не могли быть востребованы и овладеть массовым ветеринарным сознанием. Поэтому встречавшиеся различные отклонения в строении органов и частей тела обращали на себя внимание первых «испытателей натуры» в самую последнюю очередь, и они фиксировали в своих трудах главным образом те из них, которые поражали воображение: уродливые сращения костей после переломов, грубые деформации суставов, огромные камни в полых органах, значительных размеров опухоли и кисты.Не случайно Ф. Бэкон указывал на недостаточное внимание врачей-ветеринаров к патоморфологическим находкам, призывая их к тщательному изучению, анализу и обобщению обнаруживаемых при вскрытиях «следов и отпечатков болезней» и «причиненных этими болезнями повреждений», поскольку «действительным виновником заболевания может быть не «humores», а «само строение какого-либо органа». «А ведь до сих пор,— писал Ф. Бэкон в 1623 году,— все это разнообразие явлений рассматривается в анатомических исследованиях от случая к случаю, либо вообще обходится молчанием».Но у анатомов, особенно 16 столетия, не было не только мотива, но и реальной возможности для того, чтобы фиксировать и описывать действительно значимые для практической ветеринарии патоморфологические феномены. Это было связано в первую очередь с особенностями использовавшегося ими трупного материала, которым служили преимущественно тела КРС.И хотя вплоть до конца 18 столетия немногие ветеринары смогли перешагнуть через корпоративное пренебрежение к занятиям «рукодеятельными искусствами» и отважились с секционным ножом в руках «рыться в трупах животных, и ...поучительным образом обрабатывать останки болезней и смерти КРС...», уже первые серии вскрытий умерших животных от болезней принесли немало важных открытий, главным из которых стало обнаружение взаимосвязи клинических симптомов, наблюдавшихся при жизни больного скота и найденных при вскрытии «органических повреждений».В 17 столетии У. Гарвей был далеко не единственным врачом-ветеринаром, стремившимся выявить связь клинических симптомов различных болезней с обнаруживаемыми на вскрытиях морфологическими изменениями. Н. Ван-Тульп описал морфологическую картину пузырного заноса и рака мочевого пузыря, распознанного при жизни больного животного на основании обнаружения пузырно-ректального свища, Я. Вепфер установил взаимосвязь разрывов аневризм мелких артерий мозга с клинической картиной «апоплексического удара», Ф. Глиссон описал изменения костей при рахите, Ф. де ла Боэ (Сильвиус) и Р. Мортон в результате многочисленных вскрытий умерших от чахотки выявили бугорковые обсеменения легких. Наконец, в 1676 году вышла в свет работа швейцарского ветеринара-ветеринара Т. Боне «Sepulchretum S. Anatomia practica ex cadaveribus morbo donatis» («Морг, или Практическаяанатомия на основании вскрытий трупов больных»), в которой были собраны и сопоставлены с данными историй болезней материалы более 3000 аутопсий, выполненных Т. Боне и его предшественниками.Хотя автор самого обширного в отечественной литературе очерки истории патологической анатомии в ветеринарии Ю. В. Гулькевич лал резко негативную оценку труду Т. Боне, выход в свет «Sepulchretum...» следует считать рубежным событием в истории становления патологической анатомии в ветеринарии. Именно труд Т. Боне оказался первым в истории ветеринарии произведением, в котором на значительном материале обосновывалась связь между симптомами болезней и обнаруживаемыми при вскрытиях морфологическими изменениями, и более того, высказывалось обычно связываемое с именем Дж. Б. Морганьи положение о существовании «места болезни» в теле КРС. «Поражения, свойственные любому телу, —писал Т. Боне, подводя итоги своих исследований, — определяют если не причину, то по крайней мере местоположение болезни и, возможно, ее природу»".Казалось бы, Т. Боне сделал все: наличие морфологических корреляций было не только прослежено им на большом числе наблюдений, но и подкреплено идеей о существовании в теле скота «места болезни». Более того, в приведенном выше тексте читается высказанная в форме предположения мысль о первичности морфологического поражения по отношению к наблюдаемым врачом-ветеринаром внешним проявлениям болезни— симптомам заболевания. Это предположение никак не обосновывалось и вряд ли было замечено современниками. Но оно свидетельствует о неудовлетворенности мыслящего и широко образованного морфолога и ветеринара-ветеринара традиционными представлениями о сущности и развитии болезни в ветеринарии и как бы выражает сомнение в непогрешимости сложившихся веками догматов ветеринарного мышления.Врач-ветеринар же мыслил категориями конкретных заболеваний, которые, как и сегодня, нужно было диагностировать и эффективно лечить. При этом единственным инструментом ветеринарного анализа, или, выражаясь современным языком, знаковыми факторами, служили обнаруживаемые врачом-ветеринаром на основании опроса и осмотри больного симптомы заболевания. Отдельные наиболее значимые и яркие симптомы или комбинация (комплекс, совокупность) наиболее часто встречающихся вместе симптомов рассматривались как самостоятельные нозологические формы. Нозологические системы служили своеобразными матрицами, на которые накладывались обнаруживаемые симптомы, что соответствовало установлению диагноза.«Врач-ветеринар, — писал профессор ветеринарной клиники Московского университета И. В. Варвинский, характеризуя алгоритм диагностического поиска врачей-ветеринаров 17—18 веков,— ...исследовав больного КРС, соединив припадки в целое, ищет в нозологической системе форму, подобную наблюдаемой; если находит ее, распознавание болезни (diagnosis morbi) кончено; если не находит, то составляет новую форму болезни. Чем врач-ветеринар внимательнее к явлениям, им наблюдаемым, чем глубже он следит за изменениями, совершающимися в больном организме животного, тем чаще ему не удается найти в системе форму, совершенно соответствующую им наблюдаемой, тем чаше он бывает вынужден вставлять в систему новые формы болезней».При таком подходе к выделению нозологических форм данные, получаемые в результате патоморфологических исследований, представляли для врачей-ветеринаров информацию второстепенного значения. Для того чтобы «объединить в болезнь» очередную сравнительно часто встречающуюся «группу припадков», знания морфологических изменений не требовалось. Вскрытия умерших тел КРС, хотя и предпринимались с целью установления причины смерти, не служили средством проверки правильности поставленного при жизни диагноза. Задача состояла в выявлении масштабов повреждений, причиненных уже известным (диагностированным при жизни) заболеванием, а также в поиске и обнаружении повреждений, связанных с клиническими симптомами, на основании которых этот диагноз был поставлен. При этом ни в случае, если таких повреждений обнаружить не удавалось, ни в случае, если выявлялись морфологические изменения, которые никак нельзя было связать с патогномоничными для данного заболевания симптомами, пересмотра прижизненно установленного диагноза, как и внесения в «нозологическую систему» новой «формы болезни», не проводилось. Отсутствие повреждений объяснялось функциональным («динамическим») характером заболевания; обнаружение повреждений, не соответствующих основной симптоматике заболевания, которым страдал умерший скот, —либо следствием посмертных изменений, либо развитием осложнений, либо не объяснялось вовсе.Вплоть до начала 19 столетия в массовом ветеринарном сознании патоморфологические изменения не носили знакового характера, не рассматривались как знаки болезни. Результаты, полученные в ходе вскрытий, в лучшем случае могли заставить внести некоторые коррективы в существовавшие теоретические объяснения происхождения отдельных «припадков».Впервые вопрос о том, что знаками болезней являются не клинические симптомы, а лежащие в их основе морфологические повреждения и что при выделении «форм болезней» необходимо в первую очередь учитывать морфологические данные.Дж. Б. Морганьи — хрестоматийная личность: его имя можно найти в любом учебнике по истории ветеринарии и патологической анатомии, его приоритет основоположника патологической анатомии признан всеми.На Дж. Б. Морганьи как на высший авторитет в вопросах «анатомии больного организма скота» ссылались М. Биша, Ж. Корвизар, Р. Лаэннек. К. Рокитанский считал «Dc sedibus et causis morborum...» не только «на все века образцом... в выборе материала, богатства и порядка изложения», но и «примером методы и оригинальности». Благодаря Дж. Б. Морганьи, указывал Р. Вирхов, появилась «новая наука, позднее названная   патологическая анатомия в ветеринарии», ставшая «основой патологии вообще, а ветеринария поднялась в ранг естественной науки»; «...только после Морганьи, —утверждал Р. Вирхов, — ветеринария достигла истинного значения. Можно с уверенностью сказать, что только благодаря Морганьи догматизм старых школ был наконец сломлен. С этого началась новая ветеринария». «С публикацией «De sedibus et causis morborum...», —пишет современный историк патологии в ветеринарии Э. Лош,— ... патология в ветеринарии как наука вступила в период нового и бурною развития». Не менее комплиментарно оценивали вклад Дж. Б. Морганьи в развитие ветеринарии и другие авторы. Вместе с тем даже из сочинений самых авторитетных, самых маститых историков ветеринарии и патологов непросто понять, в чем конкретно состоял совершенный Дж. Б. Морганьи переворот в ветеринарии, и, в частности, в патологии, какие принципиально новые идеи были положены им в основу анализа морфологического и клинического материала.Подавляющее большинство исследователей указывали и указывают, в связи с этим на то, что Дж. Б. Морганьи сформулировал и доказал положение о наличии корреляций между симптомами заболеваний и обнаруживаемыми на вскрытиях «органическими повреждениями» и представление о существовании в теле КРС «места болезни». Но эти идеи сами по себе возникли и разрабатывались до Дж. Б. Морганьи: о наличии морфологических корреляций было известно по меньшей мере еще У. Гарвею, а мысль о существовании «места болезни» была высказана Т. Боне за шесть лет до рождения Дж. Б. Морганьи.Чем же тогда отличается труд Дж. Б. Морганьи от «Sepul-chretum...» Т. Боне? Полнотой описания отдельных эпикризов и тщательностью их научной обработки? Но в этом случае, видимо, правильнее говорить о том, что огромный и прекрасно обработанный материал, изложенный в «De sedibus et causis morborum...», послужил окончательным доказательством наличия морфологических корреляций и существования «места болезни». Это огромная заслуга, но переворотом или методологическим прорывом ее не назовешь.А между тем методологический прорыв был, и именно благодаря ему положения о морфологических корреляциях и о существовании «места болезни» стали в руках последователей Дж. Б. Морганьи мощным орудием пересмотра основ частной патологии и прежде всего нозологических систем, внедрения и разработки новых методов диагностики, именно благодаря ему впоследствии возникло анатомическое направление в ветеринарии.Патологическая анатомия в ветеринарии и патология в первой половине 19 векаДж. Б. Морганьи получил широкий резонанс в ветеринарном мире. Следуя предложенному Дж. Б. Морганьи методологическому подходу, многие ветеринары уже в конце 18 столетия предприняли попытки пересмотреть существовавшие нозографии, исходя из того, что подлинными знаками болезней являются не симптомы заболевания, а обнаруживаемые на вскрытиях патоморфологические изменения. Однако очень скоро они столкнулись с двумя не преодолимыми проблемами, которые несколько охладили пыл «неробких испытателей натуры», а скептиков заставили даже усомниться в справедливости и обоснованности идей Дж. Б. Морганьи. Первая состояла в невозможности на основе выявляемой при вскрытии трупа КРС статичной картины патоморфологнческих изменений объяснить все многообразие, а главное динамику развития наблюдаемых симптомов.Вторая — в отсутствии каких-либо строгих критериев, позволявших в каждом конкретном случае отделить специфичные для данного заболевания патоморфологические изменения от случайных или посмертных.Решение этих проблем связано с блистательными открытиями, совершенными в начале 19 века французскими ветеринарами и естествоиспытателями — М. Биша, Ж. Корвизаром, Р. Лаэннеком и др.Во-первых, в результате проведения многочисленных вскрытий умерших животных в парижских скотобойнях было пересмотрено прочно сложившееся представление о том, что с помощью патологической анатомии можно изучать лишь морфологическую картину смерти животного. На основании многочисленных наблюдений удалось разделить понятия «смерть» и «болезнь», которые ранее рассматривались как последовательные этапы единого процесса. Было обращено внимание, что смерть скота может наступить не только в результате развития болезни, но и от случайных, не связанных с болезнью причин, например от передозировки лекарств, и в этом случае обнаруживаемая на вскрытии картина морфологических повреждений отражает не терминальную стадию болезни, а какой-либо из предшествующих ей этапов, причем как прогрессивного, так и регрессивного развития патологического процесса. Это открытие позволило, что называется, «оживить» труп скота, сформулировать подход к изучению динамики морфологических изменений при различных заболеваниях и тем самым обеспечило возможность устанавливать соответствие морфологической картины болезней.Во-вторых, благодаря возрожденной Ж. Корвизаром перкуссии и изобретенной Р. Лаэннеком аускультации ветерианры получили в свое распоряжение невиданную прежде возможность выявлять и исследовать динамику морфологических повреждений некоторых органов и частей тела еще при жизни больного скота.В-третьих, представителями первого поколения французских ветеринаров были установлены и подробно описаны основные посмертные процессы, происходящие в трупах животных, и тем самым созданы возможности для того, чтобы точно определять, какие повреждения, обнаруживаемые на вскрытии, произошли вследствие болезни КРС, а какие —уже после смерти больного животного.В-четвертых, и это уже заслуга главным образом М. Биша, было установлено, что органы и части тела КРС при всей неповторимости их строения состоят из одних и тех же тканей, и что болезнь поражает, как правило, не весь орган, а только какую-либо из составляющих его тканей, и что болезненный процесс в той или иной ткани будет развиваться по одним и тем же принципам вне зависимости от того, составной частью какого органа эта ткань является. Эти три выдающихся открытия М. Биша дали колоссальный импульс развитию идей Дж. Б. Морганьи. Вскоре после «разделения», например, сердца на составлявшие его ткани были выделены в самостоятельные нозологические формы и подробно описаны эндокардиты и перикардиты, о чем в условиях спмптоматологического подхода к познанию болезней КРС не могло быть и речи.Прямым следствием этих выдающихся научных достижений стали классические анатомические исследования Р. Лаэннека в области изучения эмфиземы легких животных, бронхоэктазов, плевритов, туберкулеза легких, цирроза печени. «Если исключить некоторые лихорадочные и нервные страдания, - писал, например, М. Биша, - то все остальное принадлежит к области патологической анатомии в ветеринарии». Но его ученик Ф. Бруссе отважился с секционным ножом в руках отыскать морфологический субстрат лихорадок.Первым объектом своего поиска он избрал так называемые эссенциальные, или «летучие», лихорадки, обратив внимание на одно ранее никем не замеченное противоречие: во всех без исключения нозографиях в названиях многих лихорадок фигурировали наименования различных органов и частей тела КРС («кишечная лихорадка», «желудочная лихорадка», «мозговая лихорадка» и др.). Если лихорадка является «мозговой», рассуждал Ф. Бруссе, то она уже не может считаться эссенциальной, и наоборот, если лихорадка эссенциальная, то тогда ее нельзя называть «мозговой».Пытаясь разобраться в этом противоречии и являясь последовательным сторонником идей М. Биша и анатомического подхода к познанию болезней, Ф. Бруссе поставил перед собой задачу установить, существуют ли какие-либо специфические повреждения в трупах животных, страдавших при жизни разными видами лихорадок.Справедливости ради следует заметить, что Ф. Бруссе был далеко не первым, кто пытался ответить на этот вопрос. Еще Дж. Б. Морганьи предпринял серию таких исследований, однако не смог обнаружить при вскрытии умерших от «жестоких лихорадок... чего-нибудь, что может соответствовать их тяжести». «До такой степени это бывает скрыто, чтобы быть обнаруженным».Зная о неудачах, постигших Дж. Б. Морганьи и других своих предшественников, Ф. Бруссе не стал искать повреждений, масштаб которых соответствовал бы тяжести лихорадок, а, взяв на вооружение «тканевой принцип» М. Биша, сопоставлял с клинической картиной лихорадок любые, даже самые незначительные, морфологические отклонения, обнаруживаемые при вскрытиях. Полученные результаты превзошли все ожидания: удалось установить, что степень выраженности и особенности клинического течения лихорадок находятся в прямой зависимости не столько от масштаба повреждений, сколько от их локализации и, в частности, от того, какая ткань повреждена. Так, при вскрытии умерших животных от лихорадок, характеризовавшихся «сильным температурным скачком», «нарушением нервного функционирования», «расстройством секреции, а иногда и мышечными расстройствами», почти всегда обнаруживались «воспалительные повреждения тканей, богатых капиллярами» (легочная паренхима, мягкая мозговая оболочка); а повреждению «тонких мембран» («тканей, слабо пронизанных капиллярной сетью») соответствовала совершенно иная клиническая картина.Это открытие в ветеринарии, сделанное Ф. Бруссе в 1816 году, произвело большое впечатление на научный медицинский мир. О лихорадках начали говорить как о болезнях, сопровождающихся морфологическими повреждениями. Но Ф. Бруссе сразу же пошел дальше. Он напомнил своим коллегам, что еще в начале 18 века Г. Бургаве и Г. Шталь прямо указывали, что лихорадки - не заболевания, а знаки сопротивления болезни, знаки того, что организм КРС, по словам Г. Шталя, «некую приносящую болезнь материю старается или излечить, или удалить».Лихорадка, вторил Г. Шталю Г. Бургаве, - «недуг жизни, который пытается оттолкнуть смерть». Напомнил Ф. Бруссе и этимологию слова «лихорадка». Februe - ежегодный праздник культового очищения; februo (-atum, -are) - совершать очистительные обряды, ритуально отгонять от дома тени умерших. Проанализировав с этих позиций результаты своих анатомическмх наблюдений. Ф. Бруссе пришел к выводу, что лихорадки представляют собой генерализованную ответную реакцию на «воспалительное повреждение» различных тканей организма животного.«Ветеринарной революцией», «самым значительным из того, что медицина испытала в новое время», назвал разработки и сделанные на их основании теоретические обобщения Ф. Бруссе знаменитый французский ветеринар Ж.-Б. Буйо. И это была действительно почти революция. Казалось вот-вот и здание прежней патологии рухнет окончательно, однако, вопреки существующей традиции рассматривать историю ветеринарии 18—20 вв. как непрерывный процесс поступательного развития, оно устояло.Анализ учебников и руководств как по общей патологии в ветеринарии, так и частной патологии и практической ветеринарии первой половины 19 века показывает, что достижения патологической анатомии и результаты применения анатомического метода изучения заболеваний не заставили ветеринаров отказаться ни от прежних взглядов на болезнь, ни от сложившихся подходов к их выделению.Так, например, учебники А. Ф. Гекксра «Патология, или Наука о болезненном состоянии тела КРС» (1811), И. Франка «Основание патологии по законам теории возбуждения в ветеринарии» (1812), Г. В. Консбруха «Начальные основания патологии в ветеринарии» (1817) и Ф. К. Гартмана «Общая патология в ветеринарии» (1825) показывают, что общая патология сохранила неизменной и свою структуру, включавшую три основных раздела — этиология, симптоматология, нозология, и их содержание. При этом особенно показательным является факт сохранения в структуре общей патологии такого раздела, как симптоматология.Если руководствоваться логикой современного ветеринара, то признание патологами того факта, что знаками болезней являются не симптомы, а обнаруживаемые на вскрытии морфологические повреждения, должно было неминуемо привести к вытеснению из общей патологии этого раздела и замене его патологической анатомией. Но на деле этого не произошло.   «Некоторые   хотели, — прямо   указывал   Г. В. Консбрух,— причислить к Патологии Анатомию Патологическую, которая чрез трупоразъятия открывает знаки измененных или  разрушенных органов».  Однако, продолжал далее автор: «Патологическая Анатомия часто доставляет такие результаты, которые вовсе ни в какой, или по крайней мере в сомнительной связи находились с примеченной болезнью: а посему и не имеют они большой цены для Патологии, или еще в заблуждение вводят.»В середине XIX века наибольшее влияние на развитие патологической анатомии в ветеринарии оказали труды К. Рокитанского, в которых он не только представил изменения в органах на различных этапах развития заболеваний, но и уточнил описание патологических изменений при многих болезнях у животных.К. Рокитанский был последним представителем господствовавшей на протяжении веков теории гуморальной патологии животного, которая не имела научной основы.В 1844 г. К. Рокитанский основал в Венском университете кафедру патологической ветеринарной анатомии, создал крупнейший в мире патологоанатомический ветеринарный музей. С именем К. Рокитанского связывают окончательное выделение патологической анатомии в ветеринарии в самостоятельную научную дисциплину и ветеринарную специальность.Р. Вирхов и реформа патологии в ветеринарии второй половины 19 векаПереломным моментом в развитии патологической анатомии и всей ветеринарии можно считать создание в 1855 г. немецким ученым Р. Вирховым (1821—1902) теории клеточной патологии.Используя открытие Шлейденом и Шванном клеточного строения организмов, он показал, что материальным субстратом болезни являются клетки. Патологоанатомы и клиницисты всего мира увидели в клеточной теории патологии большой прогресс и широко использовали ее как научную и методологическую основу ветеринарии. Однако одной клеточной патологией оказалось невозможным объяснить всю сложность патологических процессов, возникающих при болезни. Клеточной патологии стали противопоставлять учение о нейрогуморальных и гормональных регулирующих системах организма — так появилось функциональное направление в ветеринарии. Однако оно не перечеркнуло роль клетки в патологии. В настоящее время к клетке, ее составным элементам (ультраструктурам) подходят как к интегральным составным частям целостного организма, находящимся под непрерывным влиянием и контролем его нейрогуморальных и гормональных систем.В XX веке патологическая анатомия стала бурно развиваться, привлекая к решению своих задач биохимию и биофизику, иммунологию и генетику, молекулярную биологию, электронику и информатику. Во многих странах были созданы институты ветеринарных патологий, появились фундаментальные руководства и журналы по патологической анатомии; созданы Международное, Европейское и национальные научные общества ветеринарных патологоанатомов.Развитие патологической ветеринарной анатомии в РоссииВ нашей стране впервые вскрытия начали проводить с 1706 г., когда по указу Петра I были организованы медицинские госпитальные школы. Однако первым организаторам медицинской службы в России Н. Бидлоо, И. Фишеру, П. Кондоиди надо было преодолеть упорное сопротивление духовенства, всячески препятствовавшего проведению вскрытий.  Лишь после открытия в 1755 г. медицинского факультета в Московском университете вскрытия стали проводиться достаточно регулярно.В начале 18 века в России был организован ряд научных и учебных заведений. Так, например, в 1706 году создана медицинская школа при военном госпитале в Москве. По указу Петра I в 1705 г. Конюшенный приказ был преобразован в Главную дворцовую конюшенную канцелярию, а Аптекарский приказ в Аптекарскую канцелярию. В 18 в. лошади широко использовались в войнах со Швецией, Турцией и др. странами (кавалерия), а также они требовались при строительстве новой столицы. Поэтому Петр 1 установил конские поборы. Кто не мог давать лошадей, тот платил за каждую лошадь 12-15 рублей. Но так как эти поборы не решали проблемы с лошадьми, то были приняты меры к организации коневодства. Началась интенсивная организация конных заводов. Уже в середине 18 в. имелось 20 крупных конных заводов. Создавались конные заводы и при дворянских поместьях. Начиная с 1778 г. Орлов А. Г. приобрел для своего Хреновского завода арабских и лучших европейских лошадей, после чего была создана порода орловских лошадей. В 1796 г. был издан Указ об организации новых конных заводов и об улучшении работы уже существующих. Принимались меры к распространению породистых лошадей. К началу 19 в. насчитывалось уже 250 конных заводов. Была разработана инструкция по содержанию овец. Овец завозили из Испании. К концу 18 в. правительство стало развивать овцеводства в Крыму и др. областях. Петр I придавал большое внимание созданию новых пород КРС и сбору патологоанатомического материала. (В 1718 г. издал указ о сдаче комендантам уродов). Также с именем Петра 1 связано использование микроскопии в научных целях. В 1733 г. в с. Хорошевском при Хорошевском конном заводе была открыта школа-пансионат по подготовке ветеринарных кадров. Здесь они обучались 5 лет общеобразовательным предметам, затем их отдавали вольным мастерам государственных конных заводов для подготовки различным специальностям. Лучших учеников далее подготавливали в школе Спасско-духовного монастыря в Москве (латинский язык и лечебные травы). Затем они в течение 3 лет под руководством конских мастеров-коновалов осваивали теоретические и практические основы ветеринарии и кузнечного дела. После этого ученики подвергались комиссионной экзаменации. В зависимости от результатов экзамена их аттестовали как “коновал-мастер” или “коновальный подмастерье”. В 40-х годах 18 века в России было 68 конских русских мастеров, в 1758 г. -20 казенных конных заводов (на 17 из них работали русские коновалы-мастера и подмастерья, и лишь на 3-х иностранные коновалы). Постановка ветеринарного образования в России в первой половине 18 в. была значительно лучше, чем в европейских ветеринарных школах, где все ветеринарное образование сводилось к кузнечному мастерству и изучению болезней только лошадей. В данный период кроме общего клинического осмотра использовали “анатомирование” (патологоанатомическое вскрытие) трупов животных и выкидышей. В случае появления заразных или незаразных болезней, лошадей изолировали и лечили средствами народной ветеринарии (растительного, животного и химического происхождения). Широко использовался иностранный способ “спуск дурной крови” (кровопускание), который часто приводил к гибели больных животных. С 1737 г. предусматривалось, согласно правительственного указа, строить во всех казенных конных заводах для больных лошадей “конские лазареты”, из расчета на каждые 100 здоровых лошадей по 10 стоил для больных. Их строили ниже водопойных мест, отдаленно от конюшен со здоровыми лошадьми, чтобы избежать заражения. В 18 в. в России большое значение имели как в сельском хозяйстве, так и для армии волы, поэтому широко применялась кастрация быков. До 18 в. в основном занимались изучением анатомии, физиологии, болезней и лечения лошадей, в то время как на болезни других видов с/х животных обращали мало внимания. В связи с этим в России, большинстве стран Европы и Азии наблюдался огромный падеж КРС, МРС, свиней от чумы, повального воспаления легких, сибирской язвы, оспы и др. За период с 1744 по 1746 г. г. официально зарегистрировано 80 крупных вспышек эпизоотий. Отмечали большую смертность людей от антропозоонозных болезней (сибирская язва, бешенство и др.). Все мероприятия по профилактике и борьбе с заразными заболеваниями животных, в Русском государстве в 18 в., проводились в начале Аптекарской канцелярией, а позднее медицинской коллегией. Что касается охраны здоровья и лечения лошадей при заразных и незаразных болезнях, то данные мероприятия проводились под руководством Главной дворцовой конюшенной канцелярии (в гос. конных заводах - управляющими и коновалами-мастерами). Одним из первых исторических документов в области профилактики и борьбы против чумы КРС является Указ Правительствующего сената от 28 июля 1730 г. “О мерах предосторожности от скотского падежа”. В данном документе предлагалось в неблагополучном пункте проводить определенные мероприятия (многие указания не потеряли значение и в настоящее время): 1. Накладывать на неблагополучные пункты карантин; 2. Объявлять об этом административным органам и населению; 3. Выставлять караульные посты на дорогах, ведущие в этот пункт; 4. Немедленно зарывать трупы вместе с кожей в землю; 5. Изолировать и лечить больных животных; 6. Проводить дезинфекцию помещений. Также запрещался въезд и выезд из этих пунктов на лошадях и волах торговля и т. д. Более поздние указы (1741, 1745 г. г.) обязывали вести регистрацию случаев эпизоотий, а также запрещение ввоза животных из европейских государств и прогона КРС из Малороссии (Украины) в связи с наличием там эпизоотий. В 1800 г. была издана брошюра, в которой предлагались методы лечения животных, основанные на патологоанатомических, клинических методах исследования, а также материалах из народной ветеринарии. Во второй половине 18 века в России, еще до научного обоснования этого открытия, был известен трансмиссивный путь передачи возбудителя сибирской язвы от трупа к здоровым людям и животным через кровососущих насекомых (комары, мухи-жигалки, слепни и т. д.).Россия считалась первой страной, где еще в начале 18 века в указанном порядке начали применять санитарный предубойный осмотр скота и послеубойный осмотр мяса, мясопродуктов, рыбы, а также, контроль их на рынке (инициатор Петр 1). Заготовка скота и убой его на мясо для армии и флота проводились только в благополучных населенных пунктах. В данный период разрешалось снятие шнур с трупов животных, павших только от незаразных болезней (Указ 1797 г.) для кожевенно-мыловаренной и свечной кустарной промышленности. Во второй половине 18 века (1751-1800) в России было издано 28 книг по животноводству и 30 книг по ветеринарии.
Заключение
Анатомическое направление патологической анатомии в ветеринарии продолжают развивать и в настоящее время. Материалы данного исследования позволили доказательно определить положение патологоанатомической работы в системе ветеринарии на современном этапе.Выявленные закономерность соответствия развития и становления организационных форм патологоанатомической работы в ветеринарии позволяют сказать, что это очень важное направление. Основные принципы организации патологоанатомической работы на раннем этапе дали теоретическую базу для детальной разработки форм этой работы, способов взаимодействия с ветеринарами.Патологическая анатомия и судебно-ветеринарная экспертиза — одна из важных естественнонаучных дисциплин. Патологическая анатомия и судебно-ветеринарная экспертиза изучает комплекс патоморфологических изменений, характеризующих ту или иную болезнь, что позволяет поставить точный диагноз заболевания для предотвращения экономического ущерба от падежа животных. Кроме того, патологическая анатомия и судебно-ветеринарная экспертиза оперирует методами судебно-ветеринарной экспертизы пищевых продуктов животного происхождения, проведения диагностики особо опасных заболеваний в процессе предубойного осмотра и при оценке продуктов убоя и формирует навыки правильной и своевременной диагностики отравлений животных ядами минерального, растительного и животного происхождения. Современная патологическая анатомия и судебно-ветеринарная экспертиза является обширной областью знания, а многие ее разделы представляют собой самостоятельные, хотя и связанные между собой научные дисциплины.
Библиографический список

1. Абуладзе, К.И. Паразитологии и инвазионные болезни сельскохозяйственных животных / К.И. Обуладзе. Н.И. Демидов и др. - М.: Колос, 1982 г.; 2. Акбаев, М.Ш. Паразитология и инвазионные болезни сельскохозяйственных животых /М.Ш. Акбаев, Ф.И. Несилевич. - М.: Колосс, 2003 г.; 3. Жаров, А.В. Вскрытие и патоморфологическая диагностика болезней животных /А.В. Жаров, И.В. Иванов, А.П. Стрельников. -М.: КолосС, 2003 г.;4. Студенцов, А.П. Акушерство, гинекология и биотехника размножения животных /А.П. Студенцов, В.С. Щипилов и др.- М.: КолосС, 2005 г.; 5. Студенцов, А.П. Акушерство, гинекология и биотехника размножения животных /А.П. Студенцов, Н.В. Демидов и др.- М.: Колос, 1982 г.; 6. Щербаков, Г.Г. Внутренние болезни животных /Г. Г. Щербаков, А.В. Коробов. - М.: Лань, 2010 г.