Реферат по фрагменту работы И.П. Медведева «Правовая культура Византийской империи»

Реферат по фрагменту работы И.П. Медведева «Правовая культура Византийской империи»
Предисловие. Эта работа посвящена памяти историка Е.Л. Линшиц. Она посвятила изучению византийского права всю свою жизнь и считала, что эта сторона византийской культуры была одной из самых ярких и находится на том жу уровне по значимости, что и искусство и архитектура этой цивилизации.
Византия выделяется среди других цивилизаций количеством писанных законов. В самом названии византийского государства скрывалось значение правового государства.
Византийское право представляет сложную систему юридических норм, которые в том числе иногда взаимоисключают друг друга. Во главе большой иерархии различных законов стояло официальное писанное право, истоки которого идут из Римской империи. Наиболее полное собрание данных норм представлено в четырехчастном своде Юстиниана VI века. Данный перечень юридических норм применялся на практике и после того, как Византийская империя пала. Автор отмечает, что гражданское право было наиболее разработано.
Этот свод законов был достаточно громоздким, к тому же он был представлен на латинском языке, (а большинство населения его не знало). В юридической практике использовать такое право было неудобно, поэтому были составлены небольшие пособия на греческом по своду Юстиниана. Они включали себя все необходимые разъяснения. Позже именно они стали основой для первых кратких законодательных сводов на греческом, в том числе для исаврийской Эклоги VIII века. В ней закон VI века пересматривался в сторону «большей человечности».
Разновидностью официального имперского права являлось право церковное. Оно определяло все вопросы, касающиеся церковного устройства и отношений церкви и государства, а также церкви и частных лиц. Церковное право имело большое влияние на область семейного законодательства.
При этом законотворчество в Византии постоянно работало – появлялись новые и пояснялись уже существующие императорские указы-новеллы; различные частные, признаваемые государством компиляции; обычное право, которое включало в себя в том числе обычаи этносов, населявших территорию империи и нормы квази-феодального права. Таким образом, в Византии существовал «юридический плюрализм», то есть синтез правовых систем разного происхождения, который помогал подчинять законодательному праву сложную обстановку в империи.
Автор отмечает невозможность проанализировать все тонкости Византийского права в одном томе работы, однако говорит о некой системности этого материала.
Из истории этатизма в средневековой Европе. Столкновение римского и варварского миров создали особую политическую ситуацию на этапе зарождения средневековой Европы. Если на когда восточных территориях бывшей Римской империи в Византии был номинально сохранен континуитет римской государственности за счет римской системы ненаследования престола, то на западе – новые государства попросту отрицали римский авторитет в чем бы то ни было.
Самым крупным новым государственным образованием стало германское королевство. Его устои были прямо противоположными римской государственности, так как их основой являлись личные отношения.
Такие основополагающие понятия римского права, как «публичное общественное дело», «государство», «государственная власть» были забыты на несколько сотен лет. Автор цитирует слова профессора Феду, который назвал римскую систему государственности – господством бюрократии, которая была тяжелой, но объединяющей, а последующую систему – режимом военной банды.
Римское право заменила патримониальное обычное право варварских «правд». Таким образом произошла некая «приватизация государства». Система была низведена личных потребностей военного дождя и его родовой собственности. Происходит «одомашнивание» или доместикация государственных институтов. Частное право подменяется публичным, и государство превращается в большую вотчину.
Вопрос престолонаследия теперь регулируется 59-ым титулом Салической правды. Понятие государственной границы размывается, впрочем как и понимание столицы государства – как места сосредоточения органов публичной власти. Это эпоха номадизма центральной власти, то есть эпоха короля и его двора.
Исчезает даже само слово для обозначения государства, позже оно вернется в несколько трансформированном варианте. Носителем суверенитета страны становится персона – правитель государства.
Постепенно понятие государственности начинает возвращаться после XI века. В это время приходит понимание разницы между сувереном и персоной, а гражданская и церковная власти начинают постепенно отделяться друг от друга. В 1204 году Филипп август впервые присваивает себе титул reх Franciae, а в спустя год было впервые использовано название, сегодня ставшее общепринятым, Regnum Franciae.
Власть возвращается к понятиям сформулированным римским правом о правящих и управляемых. Это связано с возникновением новых государств, а значит и новых условий для трансформированного римского права. Легисты начинают развивать концепцию внутренней компетенции государства, неотчуждаемой публичной власти короля, а также доктрину государственного интереса и общего блага. Выражение plena potestas и quod omnes tangit – «что касается всех, должно быть и одобряемо всеми» становится одним из главных постулатов в средневековой политике. Теперь королевство понимается как большая корпоративная община, для которой король является императором – главой, выше него только Бог и право.
Можно сказать, что при этом в положении короля изменилось не так уж и много, он остается верховным правителем и периодически все равно руководит государством, основываясь на собственных интересах. Легисты находят подтверждение правильности такой политики в римском праве. Из царского закона следует «государь не связан законами» и «что угодно государю – имеет силу закона». Таким образом, постепенно продвигается принцип, который утверждает, что закон не только выше закона, он и сеть закон.
Дело еще и в том, что сама система феодально-вассальных отношений была причиной сохранения некоторых устоев патримониального права. Так, для позднего Средневековья характерны военные конфликты, переделы границ государств и образование новых союзов на основе личных уний и династических конфликтов.
Однако это не отменяет заметный сдвиг в публичном правосознании. Например, король имеет право управлять государством в общих интересах, но это не его частное право, а право его должности. Тот правитель, который пренебрегал законом, мог прослыть тираном и быть убитым. У подданных было право на сопротивление тирании. Свержение грозило и тому, кто по мнению большинства не мог управлять страной, несмотря на законность его посягательств на власть.
В это время постепенно складывается вся система управления – различные институты принуждения, системы сословного представительства. Что характерно для государственности эпохи Возрождения – возрастает роль профессионального чиновничества.
Постепенно с развитием городов возвращается и видение столицы, как места сосредоточения системы государственной власти, ее администрации. Уточняется и понятие государственной границы – причем и с точки зрения политики, и с точки зрения права, так и с точки зрения военной стратегии. Личные стяги князей и королей заменяются государственными флагами. Начинается эра этатизма.
Можно ли Византию называть Византией? Вопрос поднят в связи с разрастанием спора о том, имеет ли право Византийская империя, которая в основе своей цивилизации имела устои ругой - Римской, называться отдельной самостоятельной империей. Ярким приверженцем точки зрения о том, что ничего нового византийского после Рима не было, является итальянский историк Пьеранджело Каталано. Он говорит о том, что смешивание терминов «римский» и «византийский» только вносит путаницу в научные изыскания, так как этими определениями обозначаются одновременно римские и греческие реальности Ромейской восточной державы.
Это смешивание понятий, по мнению ученого происходит из-за «западноевропеизма» ошибочного мнения о том, что Римская империя и Западная Римская империя, которая рухнула в 476 году – это одно и то же государство, а для восточной части империи пришлось найти друге название. Эта теория предлагает вообще отрицать возможность использования понятия «эпоха средневековья» к истории восточной Римской империи. В этом случае, если обращаться к принципу «вечности империи» образуется связь между античным Римом, вторым Римом (Константинополем) и Третьим Римом (Москвой). Тогда получается что Русское государство – это заключительный этап в истории Римской империи. Вспомним лозунг Времен Ивана III «Два Рима пали, третий стоит, а четвертому не бывать».
Автор присоединяется к точке зрения о том, что в средние века Византийского государства как такового не существовало, так как даже сами жители этого государства называли себя не иначе как римляне, граждане римского государства.
В законодательном своде Х века Василик говорится о том, что римские граждане – это люди, которые живут на римской территории (даже если не в самом Риме), но облагаются римскими налогами, то есть жители провинций также обладали римским гражданством. Новелла 78 Юстиниана расширяет это понятие, римское гражданство становится коллективным для целых народностей. К этому постепенно вело обращение в христианство, принятие суверенитета императора, а также ответственность жить по нормам римского права. После того, как народность получала римское гражданство, она становилась частью империи, а ее вождь получал императорскую должность (патрикий, консул и др.).
Понятие «римский гражданин» утрачивает под собой этническую основу, оно становится космополитическим. То же самое происходит и с термином «эллин», оно становится синоним для понятия «язычник» и теперь может обозначать человека любой национальности.
Византийцы на самом деле описались на римскую основу государственности, они с одной стороны, сами же подчеркивали этот момент, с другой «их духа сопротивления по отношению к Риму» отмечали, что их Рим – «новый», «второй». Как и «первые» римляне византийцы соотносили свою империю со всем миром, поэтому все законы направлялись «всем людям», «всем народам», «всей земле, где действует закон римлян».
Эта система, это понимание мира не просто сохраняется, а становится сложнее в эпоху Средневековья – так как кроме политического универсализма появляется идея христианского центра, которым становится Константинополь.
Однако все эти процессы происходят в несколько другой среде, в том числе это касается и языка. Латинский постепенно поностью вытесняется греческим. Автор оговаривается, это касается не только языка «первого Рима», но и большинства других ценностей той прошлой цивилизации, за исключением собственно римского права. Таким образом образуется союз из эллинизма как духовной преемственности с культурой античной Греции, романизма – как системы государственно-правовых и политических доктрин – наследства от Римской империи, а также христианства – сложной системы верований, пришедших с Востока. Последнее и является сутью византийской цивилизации. Таким образом, Римская империя совершенно видоизменяется.
Если признать, что на ранних этапах Византия по крайней мере номинально была Восточной Римской империей, то фактически – это уже и тогда было совершенно другое, отличное государство. Постепенно складывается новый тип государственности, несмотря на то, что формально политический режим был выстроен по римской системе.
Автор считает, что главным достижением науки византиноведения как раз является то, что ученые смогли разглядеть новые модификации государственных институтов, несмотря на стремления самих византийцев все свои достижения называть римскими, и не смотря на самоназвание, о котором говорилось выше римских граждан. Именно следование исключительно римской терминологии в делах византийцев способно ввести в заблуждение исследователей, считает автор. Так, новая цивилизация получила название Византийская.
Далее втор задается вопросом, насколько противоречит источникам принятое наукой название «Византия» и Византийская империя», если название мегарской колонии – Византий для обозначения Константинополя встречается реже других названий этого города у византийских авторов. Так, например, в «Хронографии» Михаила Пселла, для обозначения названия столицы империи 13 раз используется слово Византий, и только 3 – Константинополь. Это не единственный пример. Подобные факты использования этого обозначения были найдены и в иноязычных источниках.
Таким образом, автор делает вывод, что использование названия Византия для обозначения этой цивилизации имеет под собой серьезное научное обоснование, к тому же – это традиция, идущая из глубины веков, которая наиболее адекватно отражает реальное положение. Другое дело, оговаривается автор, что сами византийцы, скорее всего, хотели бы называться иначе.
Была ли в Византии Конституция? Наверное сильное византийское самодержавие и конституция вместе могут показаться оксюмороном - несовместимыми понятиями. К тому же многие историки неоднократно подчеркивали недостаточность разработанность именно государственного, публичного права в этой цивилизации. Но автор, ссылаясь на Бека, отмечает, что политические идеи не нужно путать с государственно-правовыми нормами.
При этом в Византии, как и во всех государствах Средневековья, не было ни конституционных документов, ни других законов именно в современном формальном понимании этого слова, то есть, говоря современным юридическим языком «основного закона государства, закрепляющего основы общественного экономического строя данной страны, форму правления и форму государственного устройства, правовое положение личности, порядок организации и компетенцию органов власти и управления в центре и на местах, организацию и основные принципы правосудия».
Тем не менее, именно в Византии и только в Византии в эпоху Средневековья можно говорить о «неписанной конституции». В данном случае, отмечает автор, следует обратиться к определению, которое дает Еллинек: система, согласно которой формируется и осуществляется воля государства, определенным органам власти отводятся соответствующие компетенции и регулируется положение граждан государства в нем и по отношению к нему, может характеризоваться как конституция, даже если она не выражена в законах».
Автор данной работы разделяет эту точку зрения. И в качестве аргумента в состоятельности этой теории говорит о том, что, например, в Великобритании и сегодня действует конституция, которая является совокупностью различных парламентских законов, судебных прецедентов и обычаев.
В данном случае речь идет об универсальной способе связи законов разных уровней и сфер и государственной системы.
По мнению автора, конституция Византии – этот комплекс несколько аморфных и чаще всего неписанных, не закрепленных законодательством представлений и обычаев, определявших общественное и государственное устройство империи, а также главные принципы работы органов государственной власти, системы народного представительства, роль армии и церкви. Однако не нужно забывать о том, что эти представления возникали по большей части в зависимости от официальной идеологии, представляли волю класса феодалов-землевладельцев, освящались церковью, и мало в них было места для гражданских прав и свобод.
Возникает логичный вопрос, замечает автор, где взять источники, чтобы воссоздать эту негласную конституцию империи? Он объясняет, информация о публичном правосознании может быть собрана по крупицам из нарративных исторических документов. В некоторых памятниках, которые никак не связаны с правосознание, можно найти критических анализ императорской деятельности.
Так, панегирик Прокопия Газского императору Анастасию можно понимать как вполне самостоятельный политический трактат. Автор приводит и другие примеры исторических источников информации.
Особый интерес для данной темы представляют немногочисленные теоретические разработки византийских мыслителей. Одним из ярчайших примеров является трактат VI века «О политической науке». В нем автор рассматривает «науку управлять» и обращается к Сократу, Платону и другим античным мыслителям, а главное – характеризует некоторые особенности своего государства и описывает фундаментальные законы монархического государства, которые по сути уже являются конституцией. Он говорит о пяти законах: о выборах императора, о сенате, о взаимоотношениях церкви и государства, о высших государственных органах, о правосудии. Однако полностью воссоздать политическую систему, которую характеризует автор, невозможно, так как сохранились только фрагменты этого документа.
Большое значение также имеет V раздел «Советов и рассказов» Кекавмена – «Советы Василевсу». Это военный, он не является философом, поэтому не проводит параллели с Грецией или Римом, по сути – он отражает реальное положение дел в политическом устройстве. Он представляет общественное сознание.
Следующий пример ценного для темы источника – трактат «О присяге» византийского ученого Мануила Мосхопула. В нем автор рассуждает о договорной теории происхождения государства и права, которая выросла, видимо, из «Политии» Платона. Мосхопул говорит о том, что человек не может жить вне общества, потому что ему сложно справляться в одиночку со всеми жизненными трудностями.
Люди объединились добровольно, чтобы каждый мог пользоваться знаниями другого. Это объединение и есть государственность. Но так как, исходя из человеческой природы, в таком союзе возможны постоянные конфликты, необходима система, некая инстанция, которую автор называет «судьей». Причем автор отмечает, что этот орган может быть как коллективным, так и индивидуальным. В первом случае допускается существование аристократии, во втором монархии. Мосхопул выбирает второе, чтобы избежать раздоров, о которых он говорит в самом начале.
Но главное то, что божественное происхождение правителя просто не рассматривается. На практике, по мнению автора такому «общественному договору» должна предшествовать двойная клятва верности между императором и его подданными.
В трактатах других византийских авторов эта мысль об «общественном договоре» просвечивает достаточно часто. Еще один пример сочинение Иоанна Филопона «О сотворении мира». В нем автор соотносит государство и животные общества. Он говорит, только у животных власть достается сильнейшему «по природе», у людей – власть достается конкретному человеку не в силу «естественных» причин, а либо по причине свободного решения, либо «по взаимному соглашению людей». Но, это не всегда бывает разумным и справедливым.
Агапит в своих «Наставлениях» говорит о том, что правитель только тогда может считать себя в безопасности, когда он управляет по воле согласившихся добровольно ему подчиняться людей. Очевидно, что эта фундаментальная для идеи общественного договора мысль выросла из «Законов» Платона.
Далее автор отмечает, более любопытным является тот факт, что подобные мысли проникли даже в законодательные памятники. В Исагоге IХ века дается следующее определение закона: «Закон – это общезначимое распоряжение, решение мудрых мужей, общий договор граждан государства». Это еще далеко не само учение об общественном договоре, но «зародыш идеи» уже обозначен, причем в законодательном документе.
Был ли в Византии закон о престолонаследии? Сначала автор рассматривает точки зрения других исследователей. Диль считал, что отсутствие закона о престолонаследии «тяжкий конституционный порок» Византии. Другая точка зрения – династическая наследственность в Византии вообще была исключена, поэтому трон мог занять любой православный человек без физических дефектов. Без понятие легитимности в этом случае называет «неопределенным», с ним соглашаются и многие другие исследователи.
Действительно, подтверждает автор, в Византии, унаследовавшей римскую традицию выборности императора почему-то не возникло идеи о возможности создания императорской фамилии. И в истории этой цивилизации множество примеров, когда престол занимал человек «из ниоткуда». Этот момент еще в те времена поражал иноземцев.
В данном случае автор задается вопросом, насколько современные историки могут давать оценку византийской практике выборности императора, как «дурной обычай», «тяжкий конституционный порок», «страшная болезнь пурпура», зная, что именно среди таких «выскочек» было очень много выдающихся политических деятелей», которые глубоко понимали проблемы, стоящие перед государством и умели их решать. При этом многие представители «законных» династий, которые сформировались позднее, были слабыми политиками и по многу лет «дремали на троне». Как это делал, например, Иоанн V Палеолог.
По-видимому, именно такая система, несмотря на все ее недостатки, дала возможность притоку свежих сил, которые помогали усиливать государство. Кроме того, сами византийцы не считали, что сменяемость и выборность императоров – это возможность для хаоса или анархии. Так как в источниках, рассказывающих о провозглашении императоров, каждый раз подчеркивается, что выборы совершались по установленному порядку. Так, согласно Прокопию, избрание Анастасия прошло по правилам, буквально – «законным голосованием».
Возникает вопрос, какие выборы императора считаются законными? В чем состоял сам механизм выборности?
Нужно начать с того, что обоснование выборной императорской власти Византийская империя не перенимает у Римской. Если римляне считали, что императору переходит власть народа, то византийцы, несмотря на идею общественного договора, которая прослеживается в их политических воззрениях, считали, что власть дается императору Богом. Некоторые историки считают, что это пример противоестественного сочетания исключающих друг друга принципов – теократического и демократического.
Однако сам автор придерживается другого мнения. Он считает, что это пример определенного склада мышления, который присущ всему средневековью: божественное происхождение власти понимается в ом смысле, что Бог вдохновляет народ, а народ – это инструмент Бога в вопросе об избранности правителя. Политическая власть исходит от Бога, но опосредовано, а непосредственно – от граждан государства.
Однако окончательно непонятна точка зрения византийцев о том, являлась ли эта власть окончательно, или это временная передача полномочий. И так как династическая власть в Византии прижилась далеко не сразу, то можно говорить о временности переноса суверенитета.
Но так как Византия все же была средневековым государством феодального типа, то в итоге она уходит от римской традиции выборности власти. На смену приходит понятие феодальной власти, оно разрешает соправительство и наследование трона с династической точки зрения. Подтверждение этому переходу – византийская нумизматика. Уже в конце VI века на монетах появляются изображения самого императора и его семьи с коронами, нимбами и скипетрами.
Члены императорской фамилии в Византии именуются «багрянородными». Всего сложилась три династии. Македонская правила 189 лет, династия Комнинов – 104 года, Палеологов – 192 года.
Пертузи первый среди византинистов (которые давно уже приняли точку зрения о том, что у этой цивилизации не было писаного закона о престолонаследии), заявил о том, что таким документом является синодальное постановление от 24 марта 1171 года.
Автор подробно рассматривает этот документ. Сначала следует объемная преамбула. В ней, во-первых, сравнивается власть императора на земле с властью Бога на небесах, а во-вторых, говорится, что человек, который отрекся от своей клятвы императору, равен человеку, который отрекся от религии. Далее синод дает клятву верности императору, автор ее приносит полностью. Мы рассмотрим только те моменты, на которые указывает автор в комментариях.
Он отмечает, что несмотря субъективно-личностный характер документа – речь идет о привязках к конкретным лицам и именам, фактически это, действительно, закон о престолонаследии, который дает подробные разъяснения по этому вопросу: к трону призываются мужчины мужских линий, в порядке первородства и последовательного заступления линий, то есть престол переходит в боковую линию лишь после пресечении всех прямых нисходящих линий. В случае пресечения всех мужских линий престол переходит в женскую линию, наиболее близкую (по счету линий, а не степеней) к последнецарствующему.
В данном случае не имеет значения то, что закон представлен в виде клятву и то, что он исходит не от государственной власти, а от синода, потому что и в Европе законы наследования не являются окончательно проясненными. А во Франции это закон вообще был введен через силу привычки, но так и не провозглашен.
Автор предполагает. Что принципиальная невозможность официального издания подобного закона в Византии из-за противоречивая вековым официальным устоям, вынудила Мануила I Комнина хитрить и действовать через синод. Таким образом и традиция не была нарушена, но и прецедент был создан, который для последующих династий стал ориентиром.
Власть, закон и «право на сопротивление». Идея правопорядка и строгой законности – это главная мысль всей византийской системы, которую четко демонстрировала политическая литература этой цивилизации. Прослеживается тенденция для того, чтобы понимать ее, как некий конституционный принцип.
Например, автор трактата «О политической науке» называет охрану законов пятым фундаментальным законом империи. Достаточно много подобных заявлений можно найти и в новеллах Юстиниана, а также других императоров.
Как уже пояснялось выше, в случае с Византией можно говорить о тех, кто управляет, и об управляемых. Каждой категории – особое право. Право для последних имело в своей основе по крайней мере теоретически принцип равенства всех граждан перед законом. Понимать это можно и как, социальная справедливость – это равенство всех вне зависимости от социального положения каждого. И с другой стороны: социальная справедливость должна быть соразмерной в распределении вознаграждений и наказаний по заслугам и проступкам каждого. Таким образом, каждому воздается именно ему принадлежащее право, которое может быть и не тождественно праву другого человека. Автор говорит о том, что это и есть равенство, причем подлинное равенство.
Чтобы разъяснить права верховной власти, автор обращается к постановлению суда охридской архиепископии 1236 года, записанные Димитрием Хоматианом. Он пишет следующее: «Император явно находится выше законов, трактующих вопросы власти. Ибо он сам во главе власти…» Но далее автор пишет, что обычным правовым нормам император следовать обязан. И приводит поговорку: «император должен управлять государством в соответствии с законами».
Однако спорным был среди византийский мыслителей и остается таким для современных исследователей, вопрос о том, до какого предела простиралась законодательная власть правителя. Невозможно провести отчетливую линию между законным и незаконным, так как делать хорошо» и «поступать правильно» - постулаты использованные в некоторых трактатах, не могут быть юридически значимой мерой. Это моральная мера.
Патриарх Фотий в своей «Исагоге» вообще упускает вопрос прав императора и концентрируется на его обязанностях. Задача государтсвенной власти по данному источнику, это «обеспечение защиты и безопасности существующих сил, неусыпное бдение по восстановлению уже утраченных , мудрость и справедливость в приобретении тех, которых еще нет». Цель императора – творить добро. Он должен защищать все записанное в Святом Писании, все установленное в качестве догматов на семи святых соборах, а затем уже – отобранные римские законы. Император должен быть православным христианином, должен быть благочестивым, а также ему нужно придерживаться всех остальных христианских добродетелей.
Эти положения являются оригинальными, остальные, касающиеся его законодательной власти – позаимствованы из Дигеста:
- долг толковать узаконения древних и исключать из них то, что вышло из употребления;
- при толковании законов принимать во внимание обычай города и не допускать введения того, что противоречит канонам;
- обязанность разъяснять законы благожелательно, а в сомнительных случаях предпочитать толкование, отличающееся тонкостью вкуса;
- в делах, которые не трактуются законами, руководствоваться привычкой и обычаем, а если нет и их – следовать нормы, которыре регулируют сходне ситуации;
- в зависимости от того, установлен закон письменно или устно, отмена его также осуществляется письменно или без, то есть путем неупотребления;
- обычаем какого-либо города или провинции можно воспользоваться тогда, когда он, может быть подтвержден в суде.
В этих представлениях прослеживается нонконформистская направленность.
Впрочем, и сами представители императорской власти часто старались смягчить строгость «царского закона». Говорящим примеров в данном случае является высказывание Севером, которые часто использовали следующую формулировку в своих решениях: «хотя мы и не связаны законами, но живем тем не менее по законам». Часто императоры в своих новеллах требовали не принимать во внимание те их решения, которые будут идти в разрез с законами.
Таким образом, автор указывает на некий добровольный либерализм византийских императоров, их сознательное самоограничение. Это подавалось как милость по отношению к подданным и царская добродетель все же далекая от того, чтобы быть подобной реально действующему закону. К тому же, такими сознательными были далеко не все императоры. Византийская история знает примеры как примеры типичного самолюбования, так и политические преследования с казнями и убийствами.
Во избежание подобных правлений постепенно разрабатывались различные гарантии, которые могли бы спасти государство от произвола власти. Интересны, как пример, в данном случае клятвы императоров. Они имели конституционное значение. Однако информации о них сохранилось мало. Автор видит этот логичным ходом вещей, так как получив власть императоры стремились как можно быстрее и эффективнее загладить в памяти подданных некогда данные обещания.
Более известны исповедания веры - клятвы на верность православию. Она стала обязательной в IХ веке, в поздневизантийское время она давалась в письменной форме. Пример такого акта сохранен Псевдо-Кодином. Есть мнение, что патриарх, требуя клятву на верность православию, таким образом действовал не как глава Церкви, а как первый из граждан, так как приверженность императора к этой религии требование не только церкви, но и всего народа.
Автор ставит под сомнение еще одну гарантию, которой является право подданных на сопротивление вплоть до убийства императора, если он является тираном. Но приводит статистику, которая показывает, что этой гарантией византийцы пользовались активно. Так с 323 г по 1453 из 88 правителей только 37 умерли своей смертью, 8 погибли на войне или стали жертвами случая; остальные отреклись, либо добровольно, либо вынужденные из-за насилия, или же были убиты. А если посчитать все удавшиеся и неудавшиеся попытки переворотов за еще меньший период с 865 по 1185 – то их оказывается около 140 случаев.
Зафиксированы и теоретические обоснования этого права на сопротивление. Так, патриарх Николай Мистик писал, что неподчинение императору возможно, если он принимает решения по воле дьявола, вступающее в противоречие с божественным законом. Таким является требование об обманном убийстве, несправедливо разорять чужие владения, клеветать и т.д.
Однако есть в законодательстве и защищающие императора нормы от посягательства на его власть извне – «оскорбление величества» - это государственное преступление, попытка свергнуть «законную власть». Виновным в таких преступлениях грозила смертная казнь. Во время следствия по подобным делам можно было использовать отличные от обычной практики способы дознавания. Например, могли давать рабы против своих хозяев, жены против мужей, сыновья против отцов и т.д. Применялись пытки и к обвинителям, и к обвиняемым, и к свидетелям, в том числе к тем, кому не было 14 лет.
Однако такие дела редко заканчивались смертной казнью, виновных либо ослепляли, либо как-то по другому наказывали телесно, возможна ссылка, возможно пострижение в монахи. Некоторые такие дела и вовсе заканчивались амнистией. Право амнистии в Византии принадлежало исключительно императору. Автор предполагает, что причина такого гуманного подхода к подобным делам кроется не в гуманности императора, а в правосознании самих византийцев, которое было сильнее официального права.
Впрочем, замечает автор, в наказаниях, касавшихся низвержения государственной власти, и византийский закон, и все любые другие уголовные законы всех времен и народов – оказывались очень непоследовательными. Так как в данном случае человек судится за неудачную попытку. Если попытка удалась, то судить некого, как выразился Михаил Пселл «тирания становится законной властью».