А. П. Прохоров — Русская модель управления: Неизбежность импорта идей и образцов

В системах управления всех народов присутствует определенная
двойственность. Имеется в виду регулярное чередование периодов
централизации и децентрализации систем управления. На разных этапах
развития человечества эти фазы принимали различные формы, но
чередование централизации и децентрализации прослеживается практически
везде. Россия изобрела «маятниковую» систему управления, в которой
чередующиеся стабильные и нестабильные периоды взаимоисключают друг
друга, но в сумме достигают необходимого результата.
Неужели это русское ноу-хау не используется ни в одной стране мира?
Возможно ли, что характерное отличие, принципиальная особенность
русского образа жизни, государственного устройства, национального
менталитета не имеет схожих черт с образом жизни, государственным
устройством и менталитетом других народов? Или же можно найти какие-то
аналоги русской модели управления и выяснить, что ее ключевые
особенности являются частным случаем какой-то более общей
закономерности?
Возьмем самый «лабораторный» пример системы управления —
Древний Египет.
История Древнего Египта делится на пять периодов централизованного
управления, периодов империй, или царств, как говорят археологи, и четыре
находящихся между ними периода раздробленности, периода смут: Раннее
царство — смута, раздробленность — Древнее царство — смута,
раздробленность — Среднее царство — смута, раздробленность — Новое
царство — смута, раздробленность — Позднее царство. Иначе говоря,
история Древнего Египта представляет собой что-то вроде слоеного пирога.
Длительные периоды стабильного развития и централизованного управления,
а между ними — прослойки периодов смут.
В чем главное различие между этими двумя фазами управления,
периодами царств и периодами смут? Период империи характерен тем, что
шло закрепление и распространение, как правило принудительное, лучшего
опыта, найденного в предыдущую смутную эпоху. В период смуты страна
раскалывалась на мелкие враждующие государства — номы. «В борьбе
между государствами региона выяснялись относительные преимущества тех
или иных деталей социального устройства. Обрекала, например, себя на
поражение держава с плохо организованной экономикой, нерасчетливо
обременявшая крестьян чрезмерными налогами, тратившая слишком много
средств на строительство храмов в пору военных невзгод».
Государство, имевшее лучшую систему управления, более
современный образ жизни, достигшее большего материального богатства,

содержавшее более боеспособную армию, имевшее какие-то иные
конкурентные преимущества, в итоге побеждало остальных и создавало
империю. Историческая функция периода раздробленности и смуты —
отмена единых для всей бывшей империи правил и образцов, создание
простора для нововведений, отбор наиболее жизнеспособных инноваций в
ходе конкурентной борьбы между мелкими государственными
образованиями. Говоря современным языком, эта фаза — фаза конкуренции.
Когда же наконец в ходе конкуренции (преимущественно военной) этих
раздробленных государств выработана и закреплена «естественным
отбором» некая критическая масса инноваций, наиболее передовое из
враждующих государств получает за счет этих инноваций конкурентное
преимущество и побеждает остальных, создавая новую империю со строго
централизованной системой управления. Историческая миссия данной
империи — внедрить на захваченной территории те самые нововведения,
которые обеспечили конкурентные преимущества ее создателям.
Фазы империй и смут были ступеньками, по которым шел прогресс.
Периоды раздробленности соответствовали фазе развития «вглубь», фазе
качественного совершенствования, а периоды централизованных империй –
фазе количественного роста, распространения «вширь».
Непригодность империй для инновационной деятельности ярко
проявилась в эпоху великих географических открытий. В XIV – начале XV
веков китайский флот достиг больших успехов. Императорское
правительство уделяло мореплаванию большое внимание и тратило на флот
огромные деньги. Строились гигантские суда (Европа не знала подобных
даже спустя длительное время), имевшие четыре шесть мачт, до четырех
палуб, поделенных на отсеки корпуса, до тысячи человек команды. За
короткий срок китайские мореплаватели освоили дальние маршруты. Флот
под руководством известного мореплавателя Чжан Хэ доплывал до
Восточного побережья Африки.
Еще небольшой срок, и китайцы первыми приплыли бы в Европу. Еще
немного, и они открыли бы Америку, и вся последующая история
человечества сложилась бы иначе. Но этого не случилось. В 1421 году
столицу Поднебесной перенесли из портового Нанкина в далекий северный
Пекин. Императорский двор перестал видеть флот и поэтому прекратил
выделять на него деньги. Морская экспансия Китая остановилась.
Раздробленная на сотни государств средневековая Европа могла направить
на развитие мореплавания неизмеримо меньше ресурсов, чем Китайская
империя. Но именно раздробленность и стала, в конечном счете, залогом
успеха. Из нескольких сот государств хотя бы у одного должно было
получиться. Получилось у Португалии. Португальский принц Генрих,
прозванный Мореплавателем, стал фанатиком морского дела.

Все ресурсы своего небольшого государства Генрих направлял на
развитие флота. Уже после его смерти португальский флот достиг
значительных успехов; корабли стали доплывать вдоль побережья до таких
районов Африки, что экспедиция уже окупала себя (пряности и прочая
экзотика стоили в Европе дорого). Через некоторое время мореплавание уже
само себя кормило, не требуя казенных денег. А вскоре Португалия
превратилась в великую державу и самую богатую страну Европы.
Осколки развалившейся Римской империи, будучи захвачены германскими
племенами, превратились в примитивные варварские королевства,
беспрестанно воевавшие между собой. В одном из них – королевстве
франков – был изобретен феодальный способ государственного устройства и
комплектования войска. Это важнейшее нововведение резко усилило
военный потенциал франков и позволило Карлу Великому создать новую
империю, охватившую большую часть Западной и Центральной Европы.
Распространив на новых территориях франкскую систему управления,
империя выполнила свою историческую задачу и распалась. Ее сменила фаза
самостоятельного инновационного поиска, фаза феодальной
раздробленности, ставшая одним из самых плодотворных этапов истории
человечества.
Перелом в параллельном когда-то развитии русской и западных систем
управления обозначился в период так называемого Высокого средневековья.
Европейские общества стали полнее использовать механизмы феодальной
системы и постепенно научились переносить конкуренцию внутрь
государства и общества. Внешние войны переставали быть главным
двигателем естественного отбора, который сортировал годные и негодные
варианты.
Внутренняя конкуренция шла по самым разным направлениям –
торговая конкуренция, конкуренция финансовых рынков, культурная
конкуренция, конкуренция влияния, погоня за модой, богословские диспуты
и тысячи других проявлений. Образовалось множество европейских центров
власти, центров влияния – одни преобладали политически, другие
экономически, третьи в религиозной сфере. Общество стало сложным,
конкурентным, и столкновения на границах государств потеряли свое
значение для прогресса.
Европейцы научились в один и тот же момент времени совмещать
централизованное и децентрализованное управление, а, следовательно,
смогли одновременно находиться в двух противоположных фазах – фазе
количественного роста и фазе качественного развития.
Совместить фазу количественного роста и фазу качественного развития в
один и тот же период времени в рамках одного предприятия, как правило, не
удается. В современных западных корпорациях, где тоже есть необходимость
в постоянном обновлении методов работы, в инновационном развитии,

нередко проводят так называемую маятниковую реорганизацию. Через
каждые шесть-восемь лет реорганизуют структуру управления, меняют
документооборот и ряд других элементов системы управления.
Причиной маятниковых реорганизаций является не только поиск
оптимальной структуры, но и необходимость встряхнуть застоявшуюся
систему управления. Элемент нестабильности привносится искусственно. В
гигантской корпорации сначала все целенаправленно централизуют, через
десять-восемь лет децентрализуют, передавая полномочия вниз, через десять-
восемь лет снова централизуют.
Если сравнивать управленческие механизмы, обеспечивающие
достижение, с одной стороны, количественного роста, а с другой стороны,
качественного развития, то русскую модель управления следует
позиционировать в средней части шкалы «Запад – Восток», от западного
управления русское отличается тем, что не может одновременно
осуществлять и инновационный поиск, и количественный рост, не может
обеспечить «мирное сосуществование» и сотрудничество централизованных
и децентрализованных структур.
И Россия в целом, и отдельные российские предприятия и организации
вынуждены чередовать периоды количественного роста и периоды
качественного развития (принимающих форму периодов стабильного и
нестабильного режимов управления).
Но в главном русская модель управления относится к системам
западного типа, так как в нее изначально вмонтирован механизм
конкуренции. Просто конкурентные отношения «запускаются» в работу
лишь на одной из двух фаз системы управления – в нестабильной фазе. В
России для прогресса не требуется, как на Востоке, время от времени
переживать состояние государственной раздробленности, хаоса и распада
устаревших структур. Российские организации способны, переведя систему
управления в другой режим, подняться на качественно новый уровень, в то
время как классические восточные структуры, устарев, могут лишь
погибнуть и уступить место более совершенным организациям.
Русская модель управления базируется на строгой централизации. Как
только Россия стала страной, именуемой Великим княжеством Московским,
фазы раздробленности как таковые исчезли. Поэтому не было механизма,
который мог бы давать обществу инновации. Никто уже не мог работать, как
ему заблагорассудится, на свой страх и риск, своими методами изобретать,
творить, писать, строить отношения с крестьянами и чиновниками. Были
единые образцы, и их следовало соблюдать. Инновации не возникали,
государство строго следило за тем, чтоб все было правильно, а значит,
одинаково. Наступила фаза непрерывной империи, которая благоприятствует
количественному росту, закреплению отобранных на предыдущей стадии
прогресса правил и стереотипов, но тормозит качественное развитие.

А поскольку новые правила, стереотипы поведения и технологии не
вырабатывались внутри страны, их вынужденно приходилось
импортировать. В кризисные периоды, когда застой совсем брал государство
за горло, все рушилось после проигранной войны или внутренних распрей.
Новый государь и правящая верхушка приходили к выводу о необходимости
кардинальных перемен, и нигде не могли взять концепции и образцы для
реформ, кроме как за рубежом, в первую очередь на Западе. Так появилась
идея догоняющих модернизаций, которые проводились и Петром I, и
большевиками, и нынешними демократами.
В ходе осуществления догоняющих модернизаций неизменно
происходили события, принципиально меняющие ход и даже направление
реформ. Модернизации начинались для того, чтобы достичь уже
поставленных, осознанных монархом, правящим классом или всем
обществом целей. Общим для всех реформ и революций явилось то
обстоятельство, что полученный впечатляющий результат абсолютно не
соответствовал первоначальным целям.
Как только эти концепции преобразований начинали применять на
практике, так выяснялось, что в рамках стабильного состояния системы
управления их реализовать нельзя. Старые управленческие структуры,
бюрократический аппарат, традиционный менталитет населения
препятствовали реформам, успешно защищая относительное благополучие и
покой как верхов, так и низов. Государь и те слои общества, которые
поддерживали преобразования, приходили к выводу о необходимости
перевода системы управления в нестабильное состояние, в режим
«конкуренции администраторов».
С помощью разного рода приемов, специфичных для различных эпох,
они налаживали аварийно-мобилизационное управление, отдельные звенья
системы начинали конкурировать между собой, возникал механизм
сравнения вариантов, рождались нововведения. И вскоре становилось ясно,
что новые правила и стереотипы поведения, вырабатываемые
администраторами уже в ходе реформ и революций, в корне отличались от
того, ради чего, собственно говоря, эти преобразования и затевались.
Происходила подмена целей реформ их средствами.
Неизбежно оказывалось, что для воплощения в жизнь благих целей
модернизаций администраторы выбирали абсолютно противоречащие этим
целям средства. Администраторы были правы. Цели пришли издалека, они не
могли соответствовать нашей российской действительности. А что касается
средств, то администраторы лучше разных там теоретиков знали, какие
средства допустимы – те, что результативны.
Петр I собирался строить цивилизованное, правовое, в понимании людей
начала XVIII века, государство, где царь издает законы, подданные их
исполняют, где нет коррупции, все работает четко как часы, всяк сверчок

знает свой шесток. А в результате вынужденно примененных Петром и его
сподвижниками средств получилось, что Петр создал восточную деспотию.
Россия после петровских преобразований стала по образу жизни еще более
азиатской страной, хотя внешне, благодаря бритью бород и камзолам,
европеизировалась.
Явление подмены целей реформ в ходе их проведения не является
чисто российским феноменом. Так бывает всегда и везде, где на
неподходящей почве применяют импортированные организационные
механизмы, противоречащие целям основных участников событий в данной
стране.
Наиболее распространенным примером является демократическая
избирательная система в отсталых и коррумпированных странах. Там
выборы превратились в дополнительный способ закрепления господства тех,
кто уже сейчас контролирует власть; способ, делающий их абсолютно
несменяемыми, потому что фальсифицировать или сорвать выборы все-таки
легче, чем выиграть гражданскую войну и предотвратить дворцовый
переворот.

Выводы:
1. В системах управления всех народов присутствует регулярное чередование
периодов централизации и децентрализации систем управления.
2.Причиной маятниковых реорганизаций является не только поиск
оптимальной структуры, но и необходимость встряхнуть застоявшуюся
систему управления.
3. Русская модель управления базируется на строгой централизации.
4. Россия в целом, и отдельные российские предприятия и организации
вынуждены чередовать периоды количественного роста и периоды
качественного развития (принимающих форму периодов стабильного и
нестабильного режимов управления).